А вскоре Новоселову стало не до переживаний, связанных с непонятной холодностью дочери по отношению к учительнице, да и многое другое, еще такое важное вчера, отошло на задний план, стало ненужным – Эльвира Петровна заболела.

Сначала Новоселов отвез жену в райцентр на обследование, сам вернулся в деревню. Но Эльвире Петровне дали направление в областной город, и Новоселову пришлось брать отпуск. За домом присмотреть попросил Бердниковых, соседей. А вот свиней да бычка пришлось продать.

В самолете Новоселов успокаивал себя:

– Черт с ними, поросятами. Лишь бы Эльвира поправилась.

В областной больнице сказали то, о чем умалчивали или не знали в райцентре, и о чем, плача, говорила, догадываясь, жена, – рак. Новоселов, как мог, успокаивал жену. Та просила только одного, не писать об этом Марии, пусть, мол, живет девка спокойно, а то, мол, своей болезнью помешаю, нарушу так хорошо складывающуюся для дочери артистическую карьеру.

Пока Эльвиру Петровну обследовали, пока готовили к операции, шло время, и Новоселов задумался – жить в гостинице накладно и надо было что-то предпринимать.

И как выручало крестьянина во все века – умение делать всякую работу, так и сейчас выручило Новоселова его умение плотничать. Услышал, что набирают бригаду для строительства, и туда. Приняли. И с жильем вроде образовалось, где работали, там и ночевал – в балке. Хорошая экономия получалась.

Если днем Новоселов успокаивал жену, старался при ней выглядеть спокойным, то ночью не мог уснуть, выходил из балка, кипятил на тагане чай и садился за наскоро сколоченный стол, что соорудили для бригады. Сидел, слушал, как шумят сосны, – дачу строили в сосновом бору, напоминало ему это место их деревенский лес, и не раз думал, вот бы хоть на часок привезти сюда Эльвиру… Чтоб не травить себя, закрывался в балке, лежал, закрыв глаза, стараясь уснуть…

Когда Эльвире Петровне сделали операцию, и она лежала в реанимационном отделении, Новоселов чуть с ума не сошел от переживаний. Но вскоре жену перевели в общую палату и допустили к ней. И перед Новоселовым словно предстала другая женщина, словно подменили ему Эльвиру, оставили только ее глаза – бледная, похудевшая, со скорбной складкой возле губ…

Выписали Эльвиру Петровну через месяц с небольшим, но сказали, чтобы раз в год приезжала на обследование и продолжение лечения. И, словно по заказу, к моменту, как выписали жену, бригада, в которой работал Новоселов, сдала хозяину дачу и получила расчет. Деньгами хозяин не обидел, такую сумму Новоселов еще в руках не держал. В общем, хорошо все складывалось. А уж когда стали подъезжать на «Заре» к родной деревне, прямо дух захватило, а Эльвира Петровна даже всплакнула и, уткнувшись мужу в плечо, призналась:

– Я уж думала, никогда нашу деревню больше не увижу.

А дома ждало письмо от Марии, и у ней все хорошо, ездила на гастроли за границу, жалко, не написала – куда.

То ли хорошее лекарство, то ли воздух родной стороны подействовал на Эльвиру Петровну, но только она округлилась лицом, на щеках появился румянец, да и вообще стала прежней. Приходилось лишь постоянно ходить в платке, волосы начнет расчесывать, так прямо целыми прядями вылазили. Но врачи об этом еще в больнице предупреждали, да сразу и обнадежили, потом, мол, снова вырастут.

В общем, все было хорошо, но вернулся из Москвы их же деревенский, Смольников Алексей, и земля пошатнулась под ногами Новоселова.

Смольников, как начали кричать со всех сторон про рыночные отношения, сразу же перестал работать в совхозе, заделался, как он сам любил себя называть, коробейником. Сначала ездил в Москву, к брату. Брат, как служил там, охранял мавзолей, так там и остался – женился на москвичке. Привозил Смольников всякий товар, часть продавал в райцентре, остальное в селах. Разбогател быстро. Купил машину, при его нынешней работе она ему во как нужна была, построил дом – нанимал для его строительства целую бригаду. И всегда был при деньгах. Приглашал и Новоселова на пару с ним работать – Новоселов со Смольниковым одногодки, за одной партой сидели в школе, но Новоселов отказался. Не было у него ни желания, ни способностей коробейничать. Одно дело продать то, что сам вырастил, построил, выкормил, другое дело – перепродажа. Спекуляция, она во все времена спекуляцией и остается, как ее ни называй.

Вот Смольников-то, увидев проходившего мимо Новоселова, и пригласил его в дом, а то давно, мол, не виделись, поговорить надо. Усадил за стол, налил стопку импортного вина.

– Попробуй, умеют сволочи делать.

Вино и в самом деле оказалось отличным, отдавало не то вишней, не то черемуховой косточкой. Смольников разлил снова, вздохнул:

– Не знаю, что делать, то ли в город податься – деньги есть, можно развернуться. То ли здесь остаться, привык к деревне – тишина, рядом лес, рыбалка. Брат вон меня в Москву зовет, да меня туда калачом не заманишь. Ходили мы с ним стриптиз смотреть, ну где бабы догола раздеваются, да не просто так, как наши в бане, а со смыслом. Такое наводят напряжение, когда последнее снимают, ты уже на взводе. Цены там бешеные, но я бесплатно. Брат там осветителем работает. Ты же знаешь, он еще в школе всей этой ерундой занимался. У него наверху каморка, вот поднялись мы туда, коньячку выпили, и началось это представление. Выходят девахи – одна другой краше, и вот тут я, Коля, ахнул… Ты возьми себя в руки… Только выходит твоя Мария и начинает раздеваться…

– Что?!.. Врешь, гад!

– Я правду, Коля, говорю. Да ты не боись, я молчок. Даже брату не сказал.

Новоселов вскочил и, хлопнув дверью, выскочил во двор. Постоял там, схватившись за голову, и вернулся в дом. Стоя у двери, глухо спросил:

– Этот дом, ну где все это происходило, театр или что?

Может, ей по ходу пьесы раздеваться надо? Сейчас это модно – жопу голую показывать.

– Какой там театр… Клуб для богатых, посторонним входа нет, охраняют вот такие рожи. Ты не психуй, сядь, я ведь еще не все сказал.

– А что еще-то может быть? – Новоселов повернул стул и уселся, схватившись за спинку. – Ну, говори!

– Так вот, это клуб для богатых: огромная бильярдная, ресторан со сценой, где проходят представления. А потом… эти богатые берут этих девиц и уходят с ними в номера. В каждом номере ванная…

– Какие такие номера?

– А где их трахают, потому что они, те, что на сцене раздеваются, по совместительству путаны.

Новоселов